[Lilas777]

Не могу поверить. Непостижимо! Это был не тот Гэссё! Не тот, который топился с Сайго, а другой, из Тёсю.
"Songs of the righteous spirit: “Men of High Purpose” and their chinese poetry in modern Japan" (MATTHEW FRALEIGH) -files.mail.ru/N25339.
Я совсем отупела, трудно читать на аглицком. Катя, Катя, переведи мне что-нибудь из высокой поэзии, а?

Comments

[Имри]

1. Лиля, я не буду учить китайский! По крайней мере, не в этой жизни. Леру мучай:-)
2. У первой ссылки "канси" прямо в адресе стоит, и таки да, это они и есть.
3. Что Такасуги не только канси писал, мы с вами и так знаем. Куда они входят - понятия не имею. Наверное, японские стихи издавались отдельно от китайских.
5. Про Мэйринкан нифига не знаю. В тексте: Once the teenage Takasugi enrolled in the Meirinkan, the school for the sons of Hagi-domain samurai, it took him four years to earn a place in its dormitory.
enrol - записаться, поступить, стать членом
earn - заработать, заслужить
Т.е. дословно - "заслужить место в общежитии". Так написать побоялась, бо вообще не знаю, были ли там школы с общежитием и как их правильно называть.

[Имри]

Другой классической фигурой, часто упоминаемой Такасуги, был Цюй Юань (около 343-277 гг до н.э.), жертва клеветы, впавший в немилость, но сохранивший верность правителю, отправившему его в ссылку. Цюй Юань известен как автор стихов, в которых он твердо настаивал на своей невиновности и несправедливости изгнания, на своей неизменной преданности правителю Чу. Одним из самых известных эпизодов сборника "Чуские строфы" (Песни юга) является встреча "трезвого старика" (кит.xingweng, отсылка к словам, сказанным Цюй Юанем рыбаку:"Весь мир в грязи, один я чист, все люди пьяны, я один трезв".) Цюй Юаня с рыбаком, который, представившись отшельником, спросил Цюя Юаня, почему тот остается столь неизменно окруженным делами политики даже после несправедливого изгнания. Также, как в предыдущем стихотворении Такасуги неявно сравнил отсутствие собственной политической деятельности с двумя противоположными стратегиями отшельничества Тао Юаньмина - и Ли Бо с Шу Ци, так в следующем стихотворении он проводит параллели между собственной неудовлетворенностью и Цюй Юанем:

篠川氏來談 分韻得思字
Г-н Синокава приехал поговорить, мы разделили рифмы и мне достался иероглиф "си".

壯士由來有所思 Доблестным мужам всегда есть, о чем подумать
所思遂不與時宜 И то, что у них на уме, не всегда согласуется с их временами.
誰知夜夜孤燈下 Кто знает, что ночь за ночью я сижу один при свете лампы
空唱醒翁漁夫辭 Напрасно читая "Беседу с рыбаком" "трезвого старика".

В действительности, ссылаясь на Цюй Юаня, Такасуги придерживается древней традиции. Как отмечает Лоуренс Шнайдер в своем исследовании мифа о Цюй Юане, традиция писать о Цюй Юане во "времена личных несчастий" создана двумя тысячетелтиями ранее в поэзии Цзя И (201–169 гг до н.э.). Как и в этих примерах, "сиси" могли делать отсылки к отдельному историческому эпизоду или определенному литературному произведению, позволяя косвенным намекам указывать на параллели с личностью поэта или обстоятельствами его жизни.
Иногда "сиси" могли проводить аналогии более прямо, как в следующем стихотворении 1864 года, написанным Такасуги в то время, когда он был лишен свободы за побег из клана:
[ааа, спаситепомогите, там дальше целая поэма!..]

[Имри]

Написано, находясь в заключении.

Узрите! Вот министр Сугавара, что стал мстительным духом после смерти;
Даже сегодня призрак его посещает гору Тэнпай.
Или вот! Цюй Пин* из Чу бросается в воду с камнем** за пазухой;
Даже сейчас люди скорбят о нем у реки Мило.
С древних времен клевета вредила людям верным и честным;
Верный вассал думает о своем господине и не заботится о себе.
Я тоже был оклеветан и сослан: ныне узник,
Вспоминаю я об этих двух людях, и слезы увлажняют грудь.
Не жаль понапрасну погибнуть из-за клеветы;
Поскольку справедливым будет приговор потомков.

*Цюй Пин - второе имя Цюй Юаня
**Узнав, что столица Чу захвачена циньскими войсками, Цюй Юань бросился в реку, обняв камень, чтобы уж наверняка потонуть

Такасуги оставил свой клан внезапно, надеясь встретиться с другим знакомым "сиси", который знал об обстановке в столице и мог, как надеялся Такасуги, посоветовать клану, как им действовать дальше. Убежденный, что время действовать пришло, он помчался в столицу, оставив только неясное изложение своих планов. Однако власти клана его смелая инициатива не впечатлила, они были склонны рассматривать ее как нарушение долга. Будучи арестованным за несанкционированный отъезд из клана, Такасуги считал самого себя жертвой близоруких чиновников, не способных оценить его искреннюю доблесть. Во вступлении Такасуги вводит фигуру Сугавара-но Митидзанэ (845-903), японский образец несправедливо сосланного честного чиновника, особенно связывая Сугавара с горой Тэнпэй в Дадзафу, Кюсю - местом, в которое он был сослан в 901г и которое традиционно выступает местом обожествления Митидзанэ в японской литературе и живописи. Следующее двустишие проводит параллель с китайским примером Цюй Юаня (Цюй Пина) и делает это в очень похожей форме: фокусируясь на географическом месте, где закончилась земная жизнь героя, и где до настоящего времени проходят обряды умиротворения его духа. В своем канси Такасуги использовал этот прием, чтобы дать аллюзии не только на китайский образец, но и на японский, ставя их рядом на одной референциальной плоскости.

[Lilas777]

Спасибо!
А где-то же говорилось, что Такасуги покинул клан, чтобы встретиться с Кидзимой Матабеем, которого (с отрядом) отослали в глушь от греха подальше, и отговорить Кидзиму от вооруженного выступления. И вот совершенно непонятно, чему верить...

Такасуги считал самого себя жертвой близоруких чиновников, не способных оценить его искреннюю доблесть.

[Имри]

Ну, тут говорится "пришло время действовать", но не говорится, как именно. Отговорить - тоже действие.

[Lilas777]

Но непонятно же, какова была его гражданская, так сказать, позиция!

[Имри]

Если верить автору, Такасуги информация нужна была. Он там вообще употребляет слово "разведать". Разведать вместе с человеком, знающим и могущим дать совет.

[Имри]

И более того, Такасуги изобразил эти японские образцы как для древности, так и для современности. В 1860 году он отправился в путешествие по Канто, дабы расширить знания и развить свои способности в науках и фехтоварии. Помимо поединков с представителями различных фехтовальных школ, одной из целей путешествия, как отметил Такасуги в своем дневнике, был обмен стихотворениями с такими учеными как Като Юрин [加藤有隣], Ёкой Сёнан [横井小楠] и Сакума Сёдзан, учитель наставника Такасуги, Ёсиды Сёина. В Касаме (современный Ибараки), Такасуги преподнес Юрину следующее стихотворение:

Я посетил господина Като в Касаме и при нашей встрече поспешно [написал это стихотворение, дабы выразить свои мысли].

Бродя с книгами и мечом, иду на край света,
Поклажа моя на плечах моих, травяные сандалии на ногах моих.
Великому человеку нет нужды планировать собственные похороны,
Куда бы он не пошел, везде найдутся синие горы, где смогут упокоиться его кости.
Мой визит столь внезапен, но прошу вас, не смейтесь
Над моим искренним желанием узнать глубины вашей учености.
Стыдно, что от природы я упрям и глуп,
И в науках, и в фехтовании мне еще далеко до совершенства.
Как все же трудно слабому коню проскакать тысячи лиг,
Кнут хлещет его снова и снова, кого волнует, что конь медлителен?
Прошу вас воззвать к моей отваге
И сделать меня способным послужить фундаментом для моей страны.
Военные силы Империи еще не растрачены,
И однажды верноподданные дадут волю своему справедливому негодованию.
Во все века долг перед страной был тяжелее гор,
Хотя смерть и жизнь всегда легче пыли.
Расставаний полно в жизни людей; вы были столь добры,
Должно быть, мы были связаны в прошлых жизнях, раз могли проговорить пол дня.
Сейчас я покидаю вас, и завтра дорога вновь уведет меня;
Бесконечно раскинулись замерзшие поля, холоден осенний ветер.

Как следует из дневника, после праздника Такасуги провел большую часть ночи за чтением тома поэзии Юрина, взятого у своего хозяина. Итак, как обмен канси, так и чтение чужих личных коллекций канси были очень важны для создания и сохранения чувства общности среди "сиси". Как он (Такасуги) сочинял стихотворения в память своего учителя Ёсиды Сёина в годовщину его смерти, так он использовал форму канси и для того, чтобы спросить совета у других людей. Составление канси было тесно связано с формированием, прояснением и выражением своих личных целей. И в то же время, канси служили общей практикой, связывающей различных "сиси". Кроме того это стихотворение показывает, как канси может создать прочные связи без непосредственного контакта, потому что даже чтение поэзии другого "сиси", бестелесный текст, играло роль в определении той формы, в которой "сиси" собирался изложить свои намерения. Во втором двустишие своей поэмы Такасуги делает отсылку к, пожалуй, одному из самый известных стихотворений "сиси", написанному в 1843 г.монахом Гэссё (1817-1858), родом из Тёсю (известны два монаха времен Бакумацу с таким именем, оба были активными националистами, оба умерли в 1858г. Гэссё, написавший эти строки, был родом из Тёсю. Другой Гэссё, из Киото, совершил самоубийство вместе с Сайго Такамори, хотя последнего удалось спасти) :

Собираясь на восток, написал это стихотворение на стене.

Вот некто, рожденный человеком, заявляет о своих желаниях и покидает родной город.
Пока обучение его не закончится, он не вернется.
С чего бы ему надеяться, что кости его будут похоронены на кладбище?
В этом мире, куда не пойди, найдутся синие горы.

(Ёситоми Наруити дает другую версию второй строки, "Пока его обучение не завершено, он не вернется, даже если умрет", однако с точки зрения соблюдение тона вышеприведенная версия более вероятна. Некоторые также утверждаю, что это стихотворение не самого Гэссё, а одно из тех, что он правил для Мурамацу Бунтё).

[Lilas777]

Спасибо большое-пребольшое!
Монах Гэссё №2 меня добил

[Shmyrina_Anna]

...еще и стены пачкают...

[Имри]

Лиля, о монахе ты с самого начала знала. Признайся, ты же можешь читать, а?..

Аня, то не пачкотня, то каллиграфия. Вместо обоев.

[Shmyrina_Anna]

Ребята экономили на ремонте.

[Имри]

Так у них стены бумажные. Дырку заклеил - уже и ремонт. А если заклеил не ученической калякой, а китайскими стихами - так это еще и дизайнерский ремонт:-)

[Shmyrina_Anna]

И отдельная строка в смете - дизайнерское оформление. Красота!

[Lilas777]

Имри
Не могу, никак не могу, глазоньки ослепли, мозг атрофировался, спасите-помогите!

[Lilas777]

А скульптура с мечом - это какой Гэссё - из Тёсю или из этих?

[Имри]

Аня: и по этой строке проводят сакэ, выпитое поэтом вдохновения для.

Лиля, это жестоко! У меня вообще мозга нету, и сил тоже, и народ в сети то ли не появляется, то ли молчит, а мне грустно и пофлеймить не с кем!

[Lilas777]

Имри
Давайте займёмся делом. Не, не фонарь, не бойтесь
Надо всё-таки поставить капкан на субтитровщика ("Синсэнгуми - последние самураи"). И выбрать другие (новые) фильмы для второго диска (???). Что у вас с принтером?
Shmyrina_Anna
А вы сможете поменять макет, убрав сине-белые излишества и добавив свежепереведенные материалы?

[Имри]

Так, добила главу.

Знаменитое стихотворени Гэссё, особенно его четвертая строка, стало широко известно, и позже на него ссылались даже те поэты канси, которые не ассоциировали себя с "сиси". Для
Такасуги стихотворчество само по себе было способом сблизиться с такой героической фигурой как Гэссё, который был одним из лучших поэтов-"сиси", и его цитирование строк Гэссё показывает, как поэзия и пример японских героев, даже современников, становится объектом почитания в китайском стихотворении. Наряду с процессом, в рамках которого "сиси" выражали свои цели в корреляции с героями китайской старины, поэтический дискурс "сиси" стал совершенствовать свой собственный референциальный статус (блин, как это по-русски? научились ссылаться на отечественные примеры, в общем).

[Имри]

*прочитала предыдущий коммент и ушла вешаться*

[Lilas777]

М-м-м, наверное, мне всё-таки пора посмотреть в словаре, что значит умное слово "

референциальный

"
Такасуги-доно такой навязчивый, прямо ко всем подряд со своими стишатами лезет! Понимаю, что традиция - "попутешествовать и поучиться", но... Ой, теряю политическую платформу!

[Lilas777]

Имри
Почему же вы вешаетесь при напоминании о замечательных героях, чистильщиках улиц, хранителях расшатавшихся самурайских устоев и т.д., и т.п.?
Вы же понимаете, что будет лучше для всех, если об этих фильмах напишете вы, а не я?

[Имри]

1. В словаре этого слова нету, это производная от reference - ссылка, упоминание. Область ссылок, возможно. Не знаю правильного термина.

2. Нашла несколько переводов стихотворения Тао Юаньмина .

А.Матвеев:
Я сплел свой шалашик в самой людской суете
Но здесь не слыхать телег и стука копыт...
Ты спросишь, пожалуй: "Как это может быть?"
Душою далек, - и земное уходит прочь...
Сорву хризантему у себя под восточным плетнем
Привольно брожу и гляжу на Южный хребет
А с гор ветерок с утра до вечера чист
И птицы летят, возвращаясь вместе домой...

Лишь в этом одном таится подлинный смысл
Хотел рассказать, но вдруг позабыл слова...

Л.Эйдлин:
Я поставил свой дом
в самой гуще людских жилищ,
Но минует его
стук повозок и топот коней.

Вы хотите узнать,
отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой,
и земля отойдет сама.

Хризантему сорвал
под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине
встретил склоны Южной горы.

Очертанья горы
так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней
чередою летят домой!

В этом всем для меня
заключен настоящий смысл.

Я хочу рассказать,
и уже я забыл слова...

[Имри]

Почему же вы вешаетесь

Депряк потому что.

[Lilas777]

Пожалуйста, не грустите...
А с китайцами у вас всё замечательно складывается!

[Shmyrina_Anna]

Имри

народ в сети то ли не появляется, то ли молчит

Народу стыдно. И хочется тоже, очень, но никак не могу вписаться во время.

Депряк потому что.

Не надо. Давайте лучше бравный дух крепить.

[Shmyrina_Anna]

Имри

народ в сети то ли не появляется, то ли молчит

Народу стыдно. И хочется тоже, очень, но никак не могу вписаться во время.

Депряк потому что.

Не надо. Давайте лучше бравный дух крепить.

[Имри]

Мертвые древние китайцы - отличная компания. Мне нравится.

Сиси и "Песнь о прямом духе" Вэнь Тянь-сяна.

Это все большее освоение интертекстуальности особенно заметно в ряде взаимосвязанных стихотворений "сиси", вдохновленных "Песнью" верноподданного Вэнь Тянь-сяна [文天祥, 1236-1283]. С одной стороны, эти стихотворения, писавшиеся очень разными людьми на протяжении нескольких десятилетий, показывают непреходящую важность этого момента китайской истории для Японии. С другой стороны, они показывают, как единственный китайский текст неоднократно преобразовывался и переводился, и как его ссылочный пантеон заселялся японскими фигурами. Разнообразные пути, которыми "сиси" "натурализовали" Вэнь Тянь-сяна, показывают, что даже те стихотворения "сиси", что не скрывали китайского происхождения своей формы, структуры и рифмы, могли тем не менее быть полностью локализованными и самоотносимыми в контексте литературы "сиси".
Вэнь Тянь-сян и по сей день остается в Китае знаменитым героем за отказ подчиниться монголам, когда рухнула династия Южной Сун. Когда в 1276г. пал Ханчжоу, он одним из немногих оказал сопротивление, и ведение переговоров с монголами было его обязанностью как премьер-министра. В 1278 году, после многочисленных неудачных попыток объединить других сторонников Сун, он был взят в плен. Не смотря на давление тюремщиков, он упорно отказывался написать обращение, призывающее сторонников Сун сдаться. Даже когда его в следующем году отправили в Северный Китай, он не подчинился. Чтобы оставить свидетельство своих суровых испытаний, Вэнь Тянь-сян вел два обширных поэтических дневника. Второй из них содержит вероятно самую известную его работу - 60 стихотворений, написанных в 1281 году и называющихся “Zhengqige” 正氣歌 ("Песнь о прямом духе", или "Песнь прямому духу" в русских переводах). В предисловии он показывает, как вера в "прямой дух" помогла ему превозмочь безрадостность собственной ситуации.
Патриотические выступления Вэнь Тянь-сяна и его поэзия сопротивления стала известной в Японии благодаря ученому Асами Кэйсаю (1652-1711), чей Seiken igen ("Свидетельства о самоотверженных жертвах") включал детальную биографию Вэнь Тянь-сяна, а также аннотацию и комментарии к его "Песне о прямом духе". Написанный как руководство по этике, текст Кэйсая состоял из 8 глав, в каждой из которых восхвалялись доблестные поступки и непоколебимая верность отдельных китайских героев с до-цинских времен и вплоть до династии Мин, и (этот текст) широко использовался в качестве учебника (Позже Асами Кэйсай записал на основе этого текста цикл лекций, известный как Seiken igen kōgi, который помимо Вэнь Тян-сяна затрагивал Цюй Юаня, Чжугэ Ляна, Тао Юаньмина, Яня Чжэньцина, Xie Fangde, Лю Юаня и Fang Xiaoru. Работа была популярна и важна для "сиси", к примеру, это она вдохновила Ёсиду Сёина в 1854 году на написание цикла "Восемь исторических поэм".) Вэнь Тянь-сян оказал большое влияние на многих "сиси", обращавшихся в своих стихах к его вдохновляющему примеру. Часто такая литературная дань принимала формы неявного сравнения тюремного заключения японского поэта с несчастьями Вэнь Тянь-сяна, как в следующем примере, еще одном стихотворении Такасуги Синсаку, написанном в тюрьме:

[Shmyrina_Anna]

Какие сине-белые? Ты про макет диска? А были они там? Свежепереведенные - это что именно?
И главное: к когда надо?

[Shmyrina_Anna]

поэтический дискурс "сиси" стал совершенствовать свой собственный референциальный статус

Катя, я начинаю побаиваться. То ли тебя, то ли за тебя.